Рассказы о детях-Бальзаках (ИЛИ). Часть 2

balzak_im_prБальзаки о детстве

Екатерина Н.

Елена Т.

Эля Г.

Полина А.


Екатерина Н.

В нашем доме всегда были теплые отношения, все близкие ко мне очень хорошо относились. Самое страшное для меня было что-то сделать так, чтобы мама и папа про меня плохо подумали. Теплые отношения с близкими – самое главное для меня в жизни. Я очень тяжело переживала, если вдруг нечаянно обижала кого-нибудь.

Ситуации, когда переживаешь, что своими словами или поступками кого-то обидел, до сих пор не дают покоя, иногда прокручиваешь и прокручиваешь в голове какой-нибудь случай и винишь себя, и переживаешь за то, на что человек, может быть, даже внимания не обратил, и думать уже забыл.

Я помню один случай с дедушкой, которого я очень любила. Как-то к нам во двор залетела птица и умерла. Мы с детьми ее похоронили возле дома. Раскопали ей могилку, поставили крест. Когда дедушка вышел из дома и увидел, что мы сделали, ему это не понравилось. Он взял лопату, все выкопал и выкинул на помойку за домом. Я помню, что мне было обидно до слез, я считала, что это очень грубо и негуманно, тем более, что птица мне казалась какой-то необычной, по-моему, она вообще была похожа на попугая и, по моему мнению, заслуживала быть похороненной с почестями. Я разозлилась, заплакала и в сердцах обозвала его дураком, причем, я даже не думала, что он услышит. До сих пор помню его выражение лица и то, как он на меня посмотрел. В душе все оборвалось. Мне этого взгляда было достаточно для того, чтобы я целый день после этого ему на глаза не попадалась. Мне было просто стыдно. Когда всех позвали кушать, я не могла даже идти и сесть с ним рядом. Мама стала спрашивать, что случилось, я, заливаясь слезами, рассказала, мы вместе пошли извиняться, он, оказывается, и не злился и, по-видимому, уже забыл, тогда камень, наконец-то, с моих плеч свалился.

В отношениях с родителями я боялась не оправдать их ожидания. Мне было страшно, если скажут: «Мне за тебя стыдно. Ты меня предала». Вот это было страшно. Если меня мама попросила что-то сделать, а я не делала, это не обязательно было из-за того, что не хотела и отлынивала (хотя и такое было), а просто как-то у меня могла выпасть эта мысль из головы, я забывала. Мама говорила: «Вот на тебя нельзя положиться, ты безответственная». Для меня это было неприятно, ужас.

Ребенку нужно напоминать о делах. Позвонить и сказать: «Ты сходил туда-то, сделал то-то…» Ничего особенного в том, что вы пару раз повторите, нет. Я считаю, что нужно напоминать. Ничего в этом страшного нет, когда человек забыл.

Еще желательно обговорить временные рамки, потому что есть лень и желание все оставить до последнего момента. Когда есть ограничение по времени, понимаешь, что уже оттягивать некуда. Сроки, как правило, я никогда не срывала, ни в школе, ни в институте, все сдавала во время, и на важные встречи я прихожу вовремя.

Когда ребенок выполнит то, о чем его попросили, надо это заметить, сказать: «Ой, какой ты у меня молодец! Ты у меня такой хороший!» Сказать ему спасибо, чтобы он запомнил ситуацию, и в следующий раз эта похвала вспомнилась.

 Бальзак – человек с очень чувствительной совестью. Чувство совести его постоянно не покидает. В разных ситуациях я веду себя как бы по совести.

Мне бывает очень хорошо и даже нужно, когда мне не дают закапываться в эту совесть очень сильно и говорят: «Да ладно, плюнь ты на это, чего ты тут так сильно переживаешь?» И мне как-то полегче. Правда, иногда бывает и так, что я сама себе говорю: «Плюнь!» – и расслабляюсь.

В этом плане с одной стороны легко воспитывать ребенка, потому что он не склонен нарушать правила, боится поступком обидеть и очень совестливый, и этим можно манипулировать. Я делала все так, как мне говорили. Если мне говорили, что так правильно – я так делала. Но с другой стороны взрослым может быть очень тяжело где-то эту грань не перейти. Бывает, взрослый не понимает, что можно сказать грубое слово и ребенка это очень сильно выведет из равновесия, он может просто замкнуться и начать себя в чем-то винить.

Соответственно, ребенку, если он сделал или повел себя как-то не так, нужно спокойно, доступно объяснить, в чем была ошибка, что такое хорошо, что такое плохо, как правильно и как неправильно себя вести в той или иной ситуации и почему. Нельзя обиду растягивать на длительный период времени, иначе она может перерасти в глубокую психологическую травму, ребенок начнет замыкаться, заниматься самобичеванием. Нужно научить его не бояться просить прощения, а самому нужно обязательно научиться прощать. Конфликт должен закончиться счастливым концом, чтобы у ребенка не осталось и тени сомнения в том, что его любят, понимают, и он хороший. То есть нужно сказать: «Я на тебя не обижаюсь, я тебя люблю, ты самый лучший», – обнять, погладить, поцеловать, забыть и к данному случаю больше не возвращаться.

В детстве, да и сейчас, очень важно с какой интонацией с тобой говорят, как смотрят. Отношение к себе я всегда чувствовала, и об этом не обязательно было мне говорить, хотя мне хотелось, чтобы мне говорили, что меня любят.Тебя целует мама, и теплота четко улавливается. Если радостные эмоции, то они в принципе комфортны и громкие.

На такого ребенка нельзя кричать, лучше спокойно объяснить, даже если и несколько раз. При криках и воплях, появляется внутренний блок, голова перестает соображать, происходит отторжение ситуации. Когда близкий человек кричит, я даже сказать ничего не могу. Я заплачу и уйду.

В детстве как-то раз я пришла к папе задачу по физике решать. Он у нас достаточно эмоциональный и очень быстро заводится, в итоге ничего толком не объяснив, не выдержав, по-видимому, моих вопросов и моего непонимания, он с криком и с ором: «Чего ты тут не понимаешь…. иди и думай….» – еще что-то. Ну, я один раз сходила, кое-как задачу дорешала, ничего не поняла, решила, что больше я ходить к нему не буду. Такая же ситуация была и с черчением. Потом, правда, он меня спрашивал: «Чего-то ты ко мне больше с уроками не подходишь, все понимаешь?» Я говорила, что все понимаю (такого объяснения моя психика больше вынести не могла), сама я всю домашнюю работу списывала, благо учителя меня любили, и оценки были четыре и пять.

Нужно ребенку объяснять в спокойной ситуации: что, почему, как. У меня, кстати, с математикой были большие проблемы. У меня бабушка – математик, она мне помогала. Я на самом деле никогда не могла запомнить формулы, и какую когда применять. Мне кажется, я этот предмет теоретически понимаю даже лучше, чем решаю. Какую-нибудь тему бабушка мне объяснит – у меня все хорошо некоторое время. Потом я думаю, что все хорошо и больше не хожу к ней. Потом скатываюсь до троек, получу какую-нибудь двойку, мама срочно меня опять отправит к бабушке, и она меня «дотянет» до четверок, пятерок, и опять я потихонечку скатываюсь.

Совсем уж самостоятельным ребенком, в плане уроков, я не была. Я, в принципе, всегда нормально училась. Так было поставлено в семье – все учатся хорошо. Сестра была отличницей. Меня, слава Богу, к этому никогда не принуждали. Я как-то прохладно училась, но очень часто, если что-то не пойму, мне уже не хочется самой в этом разбираться. Мне хочется как-то это обойти, мимо себя пропустить, лень разбираться. Помню по английскому языку, когда переводила тексты, лень было лезть в словарь, чтобы узнать перевод незнакомых слов, по принципу: «Ай, ладно… и так сойдет… общий смысл поняла, и ладно». Потом пришла учительница, которая стала требовать дословный перевод, отвертеться уже было нельзя, приходилось лезть в словарь. Потом втянулась, смотреть точный перевод вошло в привычку, и так даже стало легче. Соответственно, надо следить за учебой этого ребенка, не давать расслабляться. Чтобы ребенка сподвигнуть на дополнительное глубокое обучение, нужно, чтобы нравился учитель, чтобы интересно было, интересно объясняли, но при этом, чтобы учитель был еще и требовательным, и не было бы возможности «филонить».

Биология в школе нравилась, интересно было, как все устроено, в кружок ходила, цветочки выращивала. История нравилась, я ее учила. Я выучу, перескажу бабушке. Мне очень нравились картинки в учебнике по истории. Пирамиды, еще что-то, мне очень нравилось рассматривать все. Я представляла, как и что там было, и рассказывала всем, как они там жили. Я помню, мы поехали с родителями в дом отдыха, с нами были их друзья, и я рассказывала, рассказывала про все пирамиды. Для меня было немного шоком, когда одна женщина сказала, что не слышала о пирамиде Хеопса вообще.

В общем если родители хотят, чтобы ребенок действительно был умным и образованным, они должны присматривать за его учебой, потому что сам он не прочь отлынивать от нее, а если что-то он недопонял, навряд ли будет усердствовать, и сам в чем-то упорно разбираться.

В детстве было много сомнений: если я куда-то пойду, а как там будет?Неизвестность какая-то – она пугала. Я в детский садик не ходила. Мне с одной стороны как бы хотелось, но я просто боялась, потому что я не знала, как и что там будет. Поэтому я всячески «отлынивала», упрямилась и говорила: «Нет, я не хочу…» – трудно было решиться. По той же причине я не ходила в изобразительную студию и на лечебную физкультуру исправлять осанку, о чем сейчас жалею.

По моему мнению, родителям, сталкивающимся с данными ситуациями, нужно проявлять решимость за детей. Нужно просто брать и водить до тех пор, пока ребенок не привыкнет, или действительно вы и он не поймете, что выбранный вид занятий не его. При этом, конечно, предварительно постараться спокойно уговорить и объяснить, зачем ему это нужно, и ни в коем случае не кричать. Нужно просто сказать: «Я тебя записала туда-то, там занимаются тем-то и тем-то…, вот так здорово у них получается…, давай попробуем…, думаю у тебя это тоже получится, ты ведь у нас такой-то и такой-то… походишь несколько раз, не понравится – не будешь, первое занятие в пятницу в 18:00». Потом отвезти, следить и хвалить за успехи. Думаю, в моем случае такая схема поведения сработала бы. Мама, в принципе, вела себя именно таким образом, только сдавалась на последнем этапе, когда меня надо было просто брать и вести уже, она давала мне свободу и говорила: «Не хочешь – как хочешь, ходи с кривой спиной». Конечно, я не хотела ходить с «кривой спиной», меня это задевало, но и сказать: «Отведи меня», – после такого вызова, я не могла и, конечно, говорила: «Ну и буду». При уговорах, еще раз повторюсь, нужно запастись терпением, все должно быть тихо, мирно, по-доброму, без криков, но настойчиво.

Еще, думаю, с кем-то знакомым за компанию, можно отправлять. При такой схеме страх (а вдруг ко мне там плохо отнесутся?) пропадет, ведь ребенок будет знать, что он там не один.

Чем в большее количество различных мест такой ребенок будет ходить, тем проще ему будет общаться с людьми, избавиться от страха общения, тем уверенней и решительней, более открытым он будет.

Ребенок Бальзак достаточно впечатлительный и может многое себе навоображать. Однажды, я смотрела один зарубежный мультик. У них там сказки более жесткие, чем у нас, там все заканчивается плохо или бесповоротно. Если у нас там Иванушка-дурачок выходит из всех сложных ситуаций, то у них детки не послушались, пошли в лес, и баба Яга их съела. Я помню, что посмотрела этот мультик и после этого не могла засыпать, наверное, еще неделю. Каждый раз я засыпала с жутким страхом, что сейчас придет эта бабушка и меня съест. Она все время стояла у меня перед глазами, мне все время было жалко этих детей. И это ужас был просто. Вообще ближе к ночи лезут страшные мысли, до сих пор не люблю засыпать одна в доме, все шорохи какие-нибудь мерещатся, как будто кто-то есть, как правило, засыпаю со светом и под утро.

Бывает тревожность – она как-то находит. Вот, если близкий человек в какой-то сложной ситуации – состояние тревожности бывает сильное. Я интуитивно знаю, что все будет хорошо, но тревога периодически нарастает. Позвоню, узнаю – все нормально? Нормально, я отпускаю эту ситуацию.

Что касается моего отношения к людям, то могу сказать, что первоначально для меня все люди хорошие, у каждого есть свои недостатки и достоинства, у каждого можно чему-либо научиться. При этом я, как правило, оцениваю самих людей… глупый – умный, тратить время на общение с глупыми людьми или на глупые темы я не люблю, но жизнь такова, что иногда приходится.

Я обращаю внимание на то, как правильно и неправильно ведут себя люди. Правильные установки, моральные нормы и нормы поведения берутся, думаю, в первую очередь, от родителей. Во вторую очередь, конечно, от окружающего общества. Мне родители с детства заложили, что брать чужое и обманывать нельзя. Я никого, никогда не обманывала по-крупному, скажем так. Или уж если в каких-то случаях приходилось, то делала так, что человек никогда не догадывался. В детстве, когда куда-то отпрашивалась у родителей, старалась говорить максимально честно – куда, с кем, и зачем, а потом рассказывала что и как там было, умалчивая, конечно, про какие-то детали. Так мне было комфортно, и мама, и моя совесть были спокойны. Полагаю, это самый оптимальный вариант воспитания, создать с ребенком доверительные отношения, чтобы вы были в курсе его жизни, он не учился обманывать и учился самостоятельно принимать решения и нести ответственность за свое поведение, а вы могли бы ему в этом помочь. Очень важно понять и спокойно принять, все то, что вам ребенок рассказывает. Если в его словах есть что-то, что вам не очень нравится, стоит спокойно с ним об этом поговорить. Нужно объяснить ему, почему вы считаете, что следует вести себя по другому в той или иной ситуации, и спросить, что думает он сам по этому поводу.

Бальзак очень сообразительный и, скорее всего, через какое-то время он, проанализировав ваш разговор, сделает правильные выводы. А вам может, стоит в ряде вопросов взглянуть с другой точки зрения на свои нормы и правила. Знаю, что многим людям это очень трудно сделать.

Я предпочитаю, чтобы мне говорили правду, я ее постараюсь понять и принять, какой бы она ни была.

Конечно, моральные принципы закладываются, глядя на поведение самих родителей. Помню, во времена перестройки, когда многие не задумывались, выбрасывая фантики или выплевывая семечки на дорожку в парке, мы с мамой грызли семечки в пакет и выбрасывали их в урну. Она мне объяснила, что до того момента, как брошенные на асфальт семечки перегниют, они будут мусором, и другим людям будет неприятно находиться в этом месте. С тех пор сложился принцип: «Нельзя грызть семечки и кидать шелуху на пол, где бы ты ни был». Вот иногда на остановке плюют семечки, для меня вообще это просто дико, мне хочется подойти и сказать: «Вы не могли бы плевать в урну?» Есть такая позиция у многих людей, что есть дворник, он все равно работает, он там подметет. Дворник должен убирать листву, которая нападала с деревьев, но не мусор за тобой.

А вот молодые мамы, разгуливающие с бутылкой и сигаретой по парку – это вообще просто выводит меня из себя. Дети потом начнут перенимать эту манеру. Поведение родителей становится общественной нормой. Я вообще не понимаю, если вышел законодательный акт о том, что в общественные места с пивом нельзя, почему это не отслеживается. Милиционеры, они должны как-то реагировать. Если мама будет плевать семечки и попивать пиво, в психике ребенка может встать установка, что вот так жить правильно. Когда я общалась с другими людьми, то видела часто, что они делают нехорошо, неправильно, и я точно знала за себя, что я так делать не буду.

Ощущения тела у меня не всегда адекватные, иногда, кажется, что его совсем и нет. Думаю, не надо заострять внимание на болячках: «Ой, у тебя сопельки…» – залечивать. Если заострять, то он в это еще больше поверит, и будет болеть до скончания века. Мама меня выводила из состояния болезни. Иногда мне не хотелось идти в школу, и я притворялась больной, и сама себя в этом, в принципе, убеждала. Ну, были небольшие недомогания, и я по две недели не ходила в школу. А мама мне скажет: «Все нормально, ты уже выздоровела, иди, хватит болеть». Понимаешь, что отвиливать уже не получается, и вроде действительно тебе не так плохо. Ребенку нужно внушать, что он не болен, иначе он может «зависнуть». Этот ребенок очень подозрительный к своему здоровью, он много может навоображать того, чего нет на самом деле. Это надо пресекать. Ты здоров, а это мелочи, все пройдет.

Мама часто заставляла меня надевать шапку, мне конечно очень не хотелось – весна, все ходили без шапки. Мама мне, кстати, страшилку нарисовала, что я там простужусь, у меня уши распухнут, отит и все дела. Я подумала, что лучше я буду ходить в шапке. Во взрослом состоянии я могу более серьезно оценивать холодно мне или нет. А в детстве как-то я вообще на это внимание не обращала: холодно мне или не холодно. Я могла вообще не чувствовать ощущения тела.

Вот, например, зимой мы с друзьями бегали, с горки катались, могли по полдня дома не появляться, в это время меня тело вообще не беспокоило, у меня было состояние счастья, веселья, кайфа от быстрой езды с горок. А мерзнет тело, или не мерзнет – это вообще все равно. Сыро, не сыро. Я не чувствовала ничего. Я помню, что приходила домой, бабушка брала мои штаны, на них не было «живого» места, она их вешала на батарею, меня растирала водкой, закутывала в одеяло. За таким ребенком надо послеживать. Не пугать его, что обязательно простынет, если промок, а просто помочь с этим всем справиться. Нужно учить его, чтобы он прислушивался к ощущениям своего тела, не пугаясь этого. Для этого, надо на самом деле сказать, что будет с его здоровьем, если он не будет шарфик носить, или еще что-то. В детстве бывает так, что, например, кажется, что это круто ходить без шапки, осенью или весною пораньше ее снять. Здесь можно объяснить, что ты прекрасный будешь в красивой шапке, и это будет гораздо лучше, чем ты будешь ходить с опухшими ушами, совсем некрасивый. Когда это объяснить, у ребенка сформируется сразу позиция в голове, и ему будет уже все равно, когда кто-то другой что-то другое скажет. Главное сформировать в голове ребенка правильную позицию по тому или иному вопросу.

Иногда, я вообще не могу замечать, что у меня творится с телом. Хожу, хожу – ну болит зуб. А потом в одно утро встану и испуг: «Зуб болит! Может мне, вообще, его придется удалять?» Начинается немножко паника, при этом надо как бы к врачу идти, но я боюсь. Могу протянуть до последнего, пока у меня совсем сильно не заболит, я не пойду. Сейчас, правда, у меня в семье есть медики, которых можно спросить, что да как, они посоветуют или сами к какому нужно врачу направят, поэтому до последнего стараюсь не ждать, понимаю, что чем раньше начать лечить, тем легче и безболезненней все вылечится.

Иногда какой-нибудь прыщ вылезет, думаешь: «Все. А вдруг потом гангрена…» Я начинаю спрашивать: «Я не умру?»

Я в детстве никогда не была спортивным ребенком вообще. Если все бегали, носились, я всегда была где-то в хвосте. Единственное, что мне нравилось – кататься на велосипеде быстро, особенно под горку, потому что педали крутить не надо. Вот это мне нравилось. С этих горок я «летала», часто расшибалась. Физической подготовки у меня не было. Ни на канат я никогда залезть не могла, представить себе не могла, как это делают. Тело слабенькое. Когда в волейбол играли, я даже мяча боялась. Для меня вообще было дико – как это его через сетку с одного конца зала на другой конец зала кидают – я прямо в шоке была. Мне казалось, что я никогда не смогу. И все время я переживала, что подойдет моя очередь, и мне надо будет подавать этот мяч, а у меня он влетит в сетку, и все будут недовольны.

Думаю, что у такого ребенка нужно развивать тело. Великих достижений требовать не надо, но просто, чтобы ребенок был уверен в себе – тело надо развивать.

Виды спорта желательно без силового напряга, гимнастика, танцы, бег неплохо. Я могла бегать на длинные дистанции, мне нравится. На коротких дистанциях сложно: я еще разбежаться не успевала, а тут надо тормозить, и я плохо понимала что происходит. А вот когда долго бежать, несколько кругов по стадиону, чуть ли ни два часа, бегу себе и бегу, когда не надо было особо каких-то результатов конкретных. Чтобы не просто так бегать, чтоб еще и мозг развивался – можно отдать в спортивное ориентирование.

Лыжи люблю. Мы катались с родителями часто на лыжах. Мне горок не надо было. Просто катись себе – природа, хорошо. Потом приезжаешь домой – усталость, это приятно. Чувствуешь, какая я молодец, я проехала так далеко, щеки от мороза покалывает – здорово! Плавание нравится. Велосипед – прекрасно! Я в детстве очень много каталась на велосипеде, я в деревне много времени проводила и везде ездила на велосипеде: на речку, в лес и просто так везде. Правда, думаю, чтобы приучить к спорту такого ребенка нужно будет его опять таки подталкивать, водить на занятия (при этом смотреть, чтобы коллектив, в который попал ребенок, был дружелюбный) или вместе кататься.

Ребенка надо приучать к труду, к тому, что деньги зарабатываются. Они просто так, из неоткуда, не берутся. Я никогда не была ребенком, который кричит: «Мама, купи!» Если мне хотелось что-то, я могла сказать об этом, но если мама скажет, что эта вещь тебе не нужна, она бесполезная, я соглашалась. Если уж мне очень хотелось, мама говорила: «Я тебе на День рождения подарю». Я ждала День рождения. Кто-то подарит деньги, я куплю что хочу. Я понимала, что если нет денег, не надо просить лишнего. Я и сейчас достаточно экономна. Вещи я ношу очень долго, обувь думаю минимум четыре сезона. У меня есть вещи, которые маленько изношенные, но я, к примеру, могу поехать в них на дачу. Мне немножко не понятно, когда у людей нет старых вещей, в которых можно поехать на дачу или в лес.

Мы играли в детстве в игру: создавали ресторан. Кто-то был поваром, кто-то милиционером, у кого-то салон красоты. Я всегда была банкиром. У меня были все деньги, я всем выдавала зарплату, мне это очень нравилось. Я никогда себе лишнего не брала. Меня несильно привлекало готовить в ресторане, я не видела в этом особой прелести, а вот обращаться с деньгами мне нравилось.

Про себя я могу сказать, что, как правило, я скрупулезно деньги не считаю и не планирую до копейки. В основном я интуитивно чувствую: много – мало денег, хватит – не хватит, дорого – дешево, смогу я себе что-либо позволить или нет. Деньги могу копить на что-то серьезное, а потом не пожалеть на понравившуюся вещь или на веселое развлечение. Вообще, чем больше тратишь – тем больше их будет, конечно не бездумно.

До переходного возраста меня не трогало, во что я была одета. Начало трогать, когда пошли межличностные отношения, когда дети начали между собой смотреть, кто как одевается, и вот тогда уже хотелось одеваться как-то красиво. Сейчас люблю дорого красиво одеться, но при этом иногда могу и вообще, не задумываясь, просто одеться и не накрасится, переживать не буду вообще по этому поводу. Когда иду на праздник или на серьезное мероприятие, наряжаюсь по случаю.

Когда мне о чем-то рассказывают, о планах на будущее, у меня сразу рисуются в голове какие-то возможные риски, нехорошие варианты исхода ситуации, и я их высказываю. У меня есть манера критиковать людей. Часто говорю: «Ты себя неправильно ведешь, делаешь неправильно, надо так-то, так-то», – конечно, не всем это нравится, я стараюсь высказываться мягче или кое-где промолчать, когда людям не нужно мое мнение.

Иногда бывает, что кто-то мне, например, говорит: «Я хочу открыть свой бизнес. А начальный капитал – взять и продать машину и еще что-то». Сразу возникают мысли «Зачем это, не факт, что это у тебя все получится, ведь этого нет, того-то не знаешь и не умеешь». Я могу сначала критически сказать, а потом я начинаю смотреть дополнительные факты и думаю, как это все будет складываться. Ага, если он работал когда-то в этой сфере, уже значит, есть какие-то подвязки к этому бизнесу, может тогда и получится. Я вот таким образом оцениваю.

Бывает, смотришь на человека и думаешь, что ничего не получится, а он просто не боится и делает, и все у него получается. Да, в одном месте обжегся, в другом, но не останавливается, продолжает и все хорошо. А бывает наоборот, казалось бы умный человек, приятный, начни чем-то заниматься, и все к тебе придет, а он не движется, сидит и ропщет на судьбу.

Часто видение рисков меня саму очень серьезно тормозит, думаешь, а вдруг то или иное случится, что задумала не получится, поэтому иногда думаешь лучше оставить все как есть, чем рисковать. Хочется, чтобы кто-то уверенности внушил. Сейчас стараюсь настраиваться на то, что не надо ничего бояться, из всех ситуаций есть выход. Ничего постоянного в мире нет. Все течет, все изменяется. И в любом случае у меня все будет хорошо, так или иначе.

Я много «бываю» в прошлом. Воспоминаний очень много, вообще, по идее, я об этом недавно только думала, что вот сейчас я здесь нахожусь. У меня с одной стороны, это все записывается, в принципе я, отслеживаю, что происходит вокруг меня, но при этом же, в данный момент, я могу мыслить о том, что было когда-то. Какое-то яркое событие из прошлого я могу его там вспоминать, представлять, что там было, как я себя вела, как бы я могла себя повести по-другому, почему люди себя вели именно таким образом, что они думали, чем руководствовались. Если меня потом, через некоторое время, спросят: «Вот ты ехала в маршрутке, ты помнишь там что-то?» – то я вспоминаю эти события в памяти, я знаю, что было вокруг меня в этот период времени, но при этом я могла мыслями быть совершенно в другом месте, в каком-то из моментов моего прошлого.

Всегда анализируешь то, что ты сделал, к чему это привело, приведет. Я часто не могу уснуть, потому что у меня вот эти мысли в голове крутятся, крутятся. Если день был насыщенный, ты постоянно думаешь, что там происходило, как ты себя там повела, как ты могла бы себя повести, а что люди сказали, что они чувствуют к тебе… Анализ. Он постоянно идет в голове, я даже не могу уснуть. Иногда час, два не могу уснуть, тогда встаю, ем сладкое или соленое, чтобы почувствовать яркий вкус, тогда легче засыпается. Вкусовые ощущения отвлекают от мыслей и возвращают в тело.

А сегодня приснился сон, меня обидели в этом сне, я проснулась злая на этих людей, кто меня обидел. Я проснулась, у меня открыты глаза, а я все додумываю, как там во сне не могла ответить, на то, что мне там сделали.

Иногда думаю, что будет в будущем, в основном это ощущение, что у меня все будет хорошо, бывает, конечно, находит настроение, нарисуешь себе страшилок в голове о возникновении какой-нибудь болезни или еще какие-нибудь сценарии глобального потепления, вымирания животных по вине человека. Потом думаешь, что может вообще произойти что угодно, комета с Землей столкнется, и наша форма жизни исчезнет, ну и что, будет что-то другое – ничего страшного нет. Если уйти глубже, глубже в свое сознание, то поймешь, грубо говоря, что ты песчинка во Вселенной. И что там люди: куда-то торопятся, спешат, смысла в этом никакого нет, все равно мы все умрем. И вот, когда бывают какие-то сложные обстоятельства, на тебя все давит, когда жизненная ситуация натягивается нехорошо, и в этот момент мне кажется, что надо немножко расслабиться, сказать себе: «А чего собственно ты тут дергаешься-то? Что от этого изменится?» И тогда на расслаблении таком все пойдет как-то само собой, и будет полегче. Здесь ты что-то не сделаешь, значит, тебе не надо это было делать. Здесь само собой выходит на то, что это ты сделаешь потом. Все равно все будет хорошо. У меня нет такого, что все будет плохо, у меня есть, что все будет хорошо! Даже, если астероид столкнется с нашей землей, ну не будет нашей земли, не будет человечества, но будет что-то другое.

Нашей планете 4,5 млрд. лет, человечеству 2 млн. лет, из которых мы разумно развиваемся, от силы 50 тыс. лет. Иногда думаешь, что в масштабах вселенной наша суета вообще ничего не значит.

Вообще, если бы все люди об этом задумывались, то было бы проще жить, кому-то это осознание снимало бы «корону с головы», а кому-то наоборот это осознание придавало решительность – нет ничего страшного в нашем мире, и нужно не бояться совершать поступки. В общем, я живу по принципу царя Соломона: «Все пройдет, и это тоже пройдет» и «Есть только миг между прошлым и будущем…» – а из этого следует, что все будет хорошо, и свой «миг» нужно прожить достойно и значимо. Хотелось бы только, чтобы родные и близкие люди были с тобой на протяжении всей жизни. Для меня, полагаю, одно из основополагающих жизненного счастья – не пережить своих детей и внуков, и до старости общаться с друзьями, интересными людьми и единомышленниками.


Елена Т.

Я была тихим, спокойным ребенком. Помню, когда мы приезжали в гости к родственникам, мне давали коробку с куклами, и я тихо – мирно игралась с ними, и меня было не видно и не слышно. Мне было комфортно. Мои родители тоже спокойные по характеру. Я не помню, чтобы меня сильно ругали, тем более не помню, чтобы кричали, хотя в угол ставили.

Очень не любила соревнований, потому что первой не была, а, проигрывая, чувствовала себя слабой, неумехой, виноватой, что подвела других. Хотя там, где я что-то умела, в любом случае не так все обидно воспринималось. Например, мне нравилось играть в пионербол, хотя опять же дружеский – дворовый вариант. Думаю, если бы я занималась дополнительно в спортивном кружке, мне бы это добавило большей уверенности в себе.

В школе математика мне давалась легко. Решать задачки, разбирать теоремы для меня было интереснее, чем что-либо рассказывать или писать сочинения. Обычно тексты я просто-напросто заучивала, пересказывать их своими словами мне было очень тяжело. А сочинения я вообще сдавала через раз. Школьную программу по литературе я тоже обычно пропускала мимо себя. Ну не любила и не умела я давать оценки персонажам и высказывать свое мнение о них. Гораздо позже заново открывала все эти пропущенные книги. Мне всегда больше нравилось слушать, чем рассказывать. Наверное, в раннем детстве мне нужно было не только книжки в руки давать, но и спрашивать, кто и за что понравился.

Учителя для меня были авторитетами, но, если я была 100% уверена в своей правоте (особенно в математических дисциплинах), свое мнение отстаивала. Если же я была не готова к уроку, мне легче было в этом признаться, потому что плавала в ответах капитально, причем даже явные подсказки не воспринимала.

До старших классов одним из лучших друзей был хулиганистый мальчишка-одноклассник. Списывал у меня, защищал от других мальчишек. В классе шестом была в подружках девочка-авантюристка. Она меня за собой по всему городу по кружкам таскала. Благодаря ей, я город узнала. Мама за эту мою дружбу переживала, конечно, но я тогда не могла понять почему.

У меня много страхов, и я часто вижу окружающий мир через негатив. Самой большой проблемой для себя, наверное, считаю неумение постоять за себя (хотя сестренок отстаивать приходилось). Я легко могла представить себя на месте другого человека и объяснить-принять для себя его действия, обвинять его становилось практически невозможно. Если себя чувствовала в чем-то виноватой, это чувство довлело.

Если на меня еще и кричать начинали – зажималась и вообще переставала соображать. Почти всегда отмалчивалась. Я делала так, как считала правильным и нужным, но я не могла объяснить свои действия.

Самое раннее и тяжелое воспоминание – в детском саду на прогулке воспитательница попросила меня принести из группы стульчик. А там меня перехватила грозная нянечка и заперла в наказание. Воспитательница потом недоумевала, почему я не сказала, что я выполняла ее просьбу.

Был еще случай. Однажды в деревне, когда я игралась в песке, какая-то девочка закопала мою сандалету. Найти ее я так и не смогла и убежала домой босиком. Мне было до слез обидно – зачем она так сделала, я ведь ее ничем не обижала. А бабушка смеялась, что, мол, надо было ей сдачи дать.

Всегда любила животных, хотя своих домашних питомцев не было. Но после того, как на меня «взбрыкнул» теленок, поняла, что лучше любить их на расстоянии. Говорят, я любила с дедушкой на конеферму ездить (я себя в том возрасте и не помню, думаю, тогда мне было года три). Но зато уже после техникума стала заниматься верховой ездой.

В детстве я была закрытым достаточно ребенком. Помню, подружки ко мне однажды пришли, одна обиженная на другую. И почему-то мне это так хорошо запомнилось, это были уже старшие классы. Одна из них говорит: «С Лариской веселиться хорошо, а с тобой выговориться хорошо. Выговоришься, и все забудется». То есть, поплакать со мной можно было, потому что какое-то веселье делить я, наверно, действительно не могла. Мне ближе книжки были, посидеть, почитать. Пошуметь как-то, побеситься с одноклассниками – такого не было.

При общении я смотрю людям в глаза, и больше воспринимаю образ какой-то человека, волну какую-то такую. Иногда мне люди открываются, в смысле, улыбаются – это я понимаю, как «рада тебя видеть». Но я не выхожу сразу на близкую дистанцию. Я просто чувствую, что нет отторжения. Меня не отталкивают просто.

Во многих случаях я обхожу людей. Иногда я чувствую безразличие, или кто-то отворачивается, или пытается меня гнобить, тогда идет отторжение.

Первой на контакт я не иду. Мне тяжело открываться. Если есть такая необходимость – то я буду выходить на контакт. Допустим, живу в коммуналке, там люди меняются, приходят новые, волей-неволей приходится с ними как-то начинать разговаривать, общаться, чтоб хотя бы понять, кто они такие, что за ними стоит. Были случаи, когда я подходила первой, но мне нужно было сначала присмотреться хотя бы к этим людям как-то, увидеть их поведение. Люди разные… Есть шумные люди, они меня напрягают больше. Если люди просто делают свою работу, помогают как-то другим, может быть, той же улыбкой какой-то, подбадривают, спокойные достаточно – на меня они влияют более положительно, чем какие-то неугомонные. Шумные люди меня напрягают.

Мое отношение к эмоциям. Если близкий человек эмоционирует – я еще принимаю. Я знаю, как он себя поведет, знаю, что за этим стоит. Эмоции незнакомых людей меня раздражают. Замечала за собой не раз, что в том же автобусе, если начинает компания веселиться, меня напрягает. Сразу хочется успокоить. Если они слишком сильно веселиться начинают – напрягает то, зачем они так сильно веселятся. Просто непонятно, что за ними стоит и что за этим будет. А может, действительно, если посидеть и обдумать эту ситуацию: вот они веселятся после театра, может быть, после цирка, после какого-нибудь дня рождения. Им хорошо, они просто веселятся, ничего дурного не замышляют. Может быть, так. Мне просто вот бывает непонятно, почему люди веселятся. У меня самой эмоции бывают крайне редко. Ребенку нужно сказать, что если люди веселятся, за этим ничего плохого не последует. Такой ребенком может быть напряжен в эмоциональной атмосфере. Ему может быть непонятно, чего ждать.


Эля Г.

В детстве я не любила, когда меня заставляли что-то делать, давили на меня. Например: меня родители заставляли мыть посуду, мне было лет шесть-семь, мотивируя это тем, что я уже взрослая. Я помню, что меня это страшно обижало из-за того, что они меня заставляли, давили на меня. Я устраивала истерики, посуду так и не мыла, был внутренний сильный протест не против посуды, а против этого давления. Это касалось не только этой ситуации, а вообще всех ситуаций с давлением на меня.

Уроки меня делать не заставляли, так как училась я хорошо. Родители даже не знали, что такое со мной уроки делать. Если я делала что-то неправильно, то сама все переписывала, переделывала, никогда ничего невыученного не было.

В продленку меня заставляли ходить, я сбегала оттуда. Был внутренний протест, свободы хотелось. После этого родители перестали меня туда водить.

Позже меня заставляли готовить, лет в пятнадцать-шестнадцать, но мне тогда это было неинтересно. У меня ничего не получалось, все подгорало, убегало, растекалось по кухне. А потом как только перестали заставлять, я сама решила, что пришло время, у меня проснулся интерес к этому делу, и сразу все стало получаться.

Наверное, нужен более дружеский подход, без авторитарности, без жесткого прямого давления. Не терплю жесткости – внутренний ежик просыпается, и делаю все наоборот, даже если понимаю, что требования рациональны и обоснованны. Не могу этой вредности перебороть. Лучше попросить меня, с теплотой подойти, обратить внимание. Но без упреков, престыжений, обвинений, это вызывает обратную реакцию. Бабушка с дедушкой ко мне больше даже подход в детстве имели, чем родители, потому что просто любили меня и принимали такой, какая я есть, ничего не требовали, а я отвечала им большой любовью и привязанностью. Любовь – это когда со мной проводят много времени в детстве, например, дедушка ходил со мной на каток, в шашки играл, косички заплетал. Это время у них было только для меня, никто никуда не бежал, не торопился. Они были мои и их время для меня, для них это радость. От них шло тепло, общение и мне было тепло, хорошо.

В школе у меня было много проблем. Училась я всегда хорошо, то есть по учебе никогда никаких нареканий ко мне не было. Но поведение часто было на оценку удовлетворительно. Во мне был внутренний хулиган. Если затевалось что-то, то я любила участвовать во всяком безобразии, беспорядке. Если с уроков сбежать – я в числе первых. Не потому что мне учиться не хотелось, а, наверное, в этом был адреналин какой-то, драйв, свобода. Мне это нравилось.

С учителями были разные отношения. Одни меня любили, другие очень не любили. С учительницей по русскому языку, например, у меня был конфликт из-за того, что часто ее поведение мне казалось несправедливым, мелочным, недостойным. У нас была в классе девочка одна, она была спортсменка профессиональная. И занятия спортом у нее занимали много времени. Она часто уроки пропускала. Эта учительница ее терпеть не могла и намеренно каверкала ее фамилию каждый раз. И я всегда ее поправляла при всех. Она меня не любила, вызывала моих родителей в школу. Меня бесила несправедливость ее и мелочность. Я знала, что это скажется на моих оценках, поэтому пятерки по русскому языку у меня не было. Но меня это совершенно не огорчало. Я была прямолинейная девочка. Но папа меня понимал. Его вызвала как-то в школу, а он меня защитил и даже на удивление не поругал.

Отношения между людьми я чувствовала, истинность чувствовала, отличала от наигранности. Сама была всегда влюблена в кого-нибудь, начиная с садика. Влюбленности были с конца садика. Взаимность нужна была. Влюбленности были серьезные и долгие, я этими чувствами жила. Влюбленности мне нужны.

К людям отношусь в зависимости от настроения. Если хорошее настроение – то и я ко всем с теплотой, если не очень хорошее – то могут и раздражать люди: кажутся глупыми, лицемерными, что-то наигрывают, ведут себя недостойно. В детстве тоже все это видела, и меня такие люди раздражали, как та учительница по русскому языку с ее мелкими пакостями. Таких людей для меня как будто почти нет.

Самое правильное, мне кажется, объяснять такому ребенку, что люди бывают разные, у всех свои плюсы и минусы, но все достойны понимания и уважения, и надо их принимать такими, какие они есть, они имеют право на существование и счастье. Надо учить принимать людей такими, какие они есть, не идеализируя их перед таким ребенком, потому что все равно он их недостатки будет видеть. Надо прививать тепло и сочувствие ко всем людям.

В детстве мне хотелось заниматься танцами, я дома много танцевала, включала музыку и танцевала, фантазировала, что я на балу или еще где-то. Слушала музыку. Ходила в музыкальную школу, но мне это не доставляло большого удовольствия, а вот пение мне нравилось. Петь, танцевать – с удовольствием, спорт шел тоже хорошо. Пыталась ходить в цирк заниматься гимнастикой, играть в волейбол в школьной команде. Но мне все это не разрешали, говорили, что пальцы сломаю, не смогу на пианино играть. Хотела еще в конькобежную секцию ходить, а занималась только музыкой. Я бы хотела в детстве заниматься, танцами, пением и спортом.

Любила шить наряды кукле, мне это очень нравилось. Всякие платья. Мне нравилось не столько шить, сколько, пока я шила, придумывать в голове всякие истории с этой куклой, вся ее жизнь проходила в голове: какая она, кто ее принц, какие разговоры. Фантазий было много. Мечты. В голове складывалась целая история со всеми мелочами. Когда я дошивала платье, мне уже было неинтересно, я его просто в шкаф складывала. Для меня важна была история этого платья.

То же самое было, когда ездили с родителями в сад. Мне там не нравилось, было неинтересно, и я себя занимала тем, что воображала истории. Ну, например, что я попала в замок Кощея. Мне было очень интересно одной с самой собой. Я была мечтательным ребенком.

Книги любила в основном приключенческие, исторические, мелодрамы, сказки. Ужастики не люблю, и не любила. Не люблю эмоцию страха. Очень живо себе все представляю и боюсь долго потом.

Боюсь, когда подо мной нет дна. Хотя плаваю хорошо, но только вдоль берега. В детстве не боялась высоты, лазила по высоченным деревьям. Это было любимое занятие. По канализациям лазила, была юркая. Крутилась, вертелась на турниках. На голове стояла. Чего только не делала. Нужно, чтобы ребенок вел активный образ жизни.

В детстве я ела безобразно, вообще почти не ела лет до пяти, сейчас хорошо ем. В детстве еда прошла мимо меня. Если я и ела что-то, то по инерции чтобы не умереть с голоду. Даже сладкое меня не привлекало. Еда была неважной тогда. Помню, что с бабушкой в столовую ходили, мне нравилось общество, окружение, обстановка.

Мне не надо, чтобы лезли в душу, спрашивали о моих чувствах, переживаниях, хочется закрыться. Эмоции и чувства и сейчас выражать трудно, тяжело. Хотя внутри всего этого очень много было и есть, переживания, фантазии, мечты.

Подхваливать такого ребенка нужно, но не сильно. Если сильно хвалить, то кажется, что неискренне все это, надо в меру. Надо относится с уважением, как ко взрослому. Как к маленькому взрослому человеку. Я не выношу унижения, когда разговаривают, как с нижестоящим существом, а не с равным себе. В детстве очень сильно обижало, если говорили: «Ты еще ничего из себя не представляешь, ты еще маленькая». Это как оскорбление личности, я это очень тяжело переживала. От нравоучений эмоционально закрывалась, это все шло мимо меня. Этого ребенка надо принимать как умного, как равного и только после этого корректировать его поведение. Должно быть ощущение, что тебя принимают, тогда не хочется разочаровывать, обижать людей.

От природы я была ответственная, меня не надо этому учить было, прививать. Я сама себя регулировала, всегда были внутри четкие рамки, грань, какое-то врожденное внутреннее знание о том, что допустимо, а что нет, что добро, а что зло. Ограничение со стороны взрослых воспринималось как недоверие, поэтому и обижало меня.

Самое тонкое в таком ребенке – душа, она очень ранимая, хотя внешне это и не видно бывает, все скрывается внутри. У меня очень большие переживания за отношения.

Жалость к людям есть, я не любила в детстве, когда дразнили кого-то, унижали, сердце сжималось от этого, в такой травле никогда не участвовала, жестокость мне не свойственна. Но подраться могла в качестве способа защиты или во имя справедливости. Постоять за себя могла всегда. Явным лидером в детстве я не была, но всегда находилась в гуще событий и пользовалась уважением сверстников.

Поднять утром меня было тяжело, учиться мне нравилось во вторую смену, я могла до одиннадцати спать, и мне не казалось, что время прошло зря. Да и сейчас не кажется, для сна я выделяю время, особенное удовольствие днем поспать.

Время бывает жалко на неинтересных людей, пустые разговоры, никчемные фильмы. Не жалко время на поспать, почитать, убраться, сделать что-то для близких полезное, узнать что-то новое и интересное.

В отношениях мне надо, чтобы говорили, что меня любят, даже если я это знаю.  А вот сюсюканья не особенно мне нужны были, чрезмерные нежности меня раздражали.

Нужно такого ребенка приучать мягко заботиться о других, думать о чувствах других, потому что он сам не всегда замечает необходимость этого.

Подарки дарить я всегда любила, отчасти потому, что сама от этого получаю много положительных эмоций. Когда я дарю радость, то получаю эмоциональную подпитку какую-то.

Домашние дела я делаю, потому что знаю, что кроме меня этого делать некому, но особого наслаждения от этого не испытываю, делаю по необходимости, потому что надо. От процесса уборки получаю удовольствие, потому что это очищение пространства. После этого мне легче дышится даже, и чувство легкости возникает.

Если кто-то кричит, то все сжимается внутри, напряжение, хочется уйти из этой ситуации. Скандалы близких вызывали в детстве во мне чувство неуверенности в завтрашнем дне и незащищенности, страха. Хорошо, когда дома обстановка доброжелательная, теплая.

Любые изменения в жизни переживала тяжело, даже смена школы, коллектива, потому что сначала видишь именно негативные стороны события. Это происходит автоматически. А потом уже сама себе говорю, а ведь и хорошее есть: то, то и то. И сама себя из пессимизма вытягиваешь на положительные моменты. Но это уже включается сознание. А сначала испытываю страх перед изменениями в жизни. Сейчас механизм тот же действует. Сама себя подбадриваю.

Опасение за здоровье были всегда. Если смотрю передачу про здоровье, то обычно нахожу у себя все, кроме белой горячки. Очень большая мнительность. Могу пойти проверяться к врачам, если сильно беспокоюсь, а потом оказывается, что это пустяк.

Отношение к деньгам бережное с детства было. Когда мне дарили какие-нибудь деньги родственники, я их копила, экономила на карманных расходах, все складывала, а потом тратила на какую-нибудь нужную мне вещь. То есть, на пустяки не растрачивалась, а вот на что-то весомое, нужное не жалко было. А потом заново начинала экономить и копить, это нормальный естественный для меня процесс. У меня всегда свои накопления были, даже ребенком, без накоплений чувствую себя неуверенно и некомфортно. Деньги мне нужны не так чтобы очень много, но чтобы их было достаточно для нормального, достойного образа жизни, к этому всегда стремлюсь и трепетно отношусь.

С детства мне снились вещие сны и сны на тему смерти и жизни после смерти, лет с двенадцати точно. Однажды, лет в пятнадцать, мне приснился сон, что конец света начался, все рушится, горит, люди умирают. Все умирают, а я все никак умереть не могу, смерть меня не находит, а смотреть на все это страшно. Вдруг во сне выбегаю на улицу и вижу, что около каждого подъезда стоят священники, а к ним очередь на исповедь, и люди достают огромные папирусы с плохими поступками. И меня только одна мысль – я должна успеть исповедоваться, покаяться, прежде чем умереть. Умереть не страшно, страшно умереть с тяжелой душой. Много у меня всяких таких снов было и бывает до сих пор.

Ощущение, что жизнь проходяща и конечна, всегда очень сильное было, сильное ощущение суетности земной жизни и ее тщетности. Иногда смотрю, как люди суетятся и думаю: «И чего вы все по пустякам суетитесь, переживается, вы же все равно все скоро умрете, о душе бы лучше подумали».

Поэтому не хочется время зря проводить, хочется сделать в жизни что-то хорошее, доброе, вечное. Хочется сделать что-то хорошее для людей, даже хотя бы для одного человека, не в силу должностных или семейных связей, а просто, потому что он – человек, и ты – человек. И жизнь прожита не зря тогда. Тогда ты прожил жизнь не только для того, чтобы есть, пить и хапать. Очень понравилась фраза из одного фильма главной героини: «Чтобы в жизни не случилось, человек должен любить и надеяться. Всегда».

Самое главное для меня – в любой ситуации оставаться Человеком, поступать в соответствии с велениями своей души.

Комфорт жизни я люблю, надо, чтобы вокруг меня было красиво, уютно.

Обязательно нужна отдельная территория в доме, комната, нужно уединение, чтобы поразмышлять, помечтать. От длительного пребывания в громкой суетной обстановке быстро устаю, хочется уйти в себя, в тишину. Процесс размышления идет постоянно. Постоянно анализирую свою жизнь, поведение, свои эмоции, чувства, выйти к первоистоку, предугадать, чем закончится.

Часто рассматриваю и оцениваю поведение людей: какие они, как себя ведут, достойно или нет, больше в глаза бросается всегда плохое, чем хорошее. Хорошее не оценивается, как плохое. Все, что не бросается в глаза – хорошее, но оно не бросается, поэтому несильно замечается, это как что-то должное. А плохое глаза колет тут же, и идет формирование отношения к событию, человеку. В людях не люблю лицемерие, подлизывание, подхалимство, подлость. Обычно оцениваю людей с морально – этической точки зрения. Оценка идет для себя, делаю вывод и, если не нравится, отхожу в сторону, отдаляюсь. Свое мнение другим не навязываю, пусть. Что хотят – то делают, каждый сам за себя отвечает.

О хулиганстве. В детстве всегда большое удовольствие мне доставляло похулиганить, то есть нарушить установленные порядки и правила, от этого я получала драйв, адреналин и ощущение собственной внутренней свободы.Ощущение свободы – это кайф, полет души.

 Правила и порядки для меня означают всегда какие-то рамки, ограничения, которые не охватывают всей существующей действительности, а, значит, нарушают целостность мира. Они признают какую-то часть мира правильной, дозволенной, а другую половину отвергают, делают вид, что ее нет. А она есть! Не было бы рая, если бы не было ада, и то и другое есть целостность, единство мира. Так и в людях все перемешано и заключено: и хорошее, и плохое, нет однозначно плохих или хороших людей, но почему-то от всех требуется, чтобы видна была только хорошая сторона, а это не все, это разрушение целостности. На мой взгляд, именно в целостности и есть красота мира и человека, и природы, в многогранности всего живого. Поэтому внутри у меня бунт против жестких границ, суждений, против разделения на черное и белое. И сейчас тоже мне иногда хочется вырваться из границ, установленных обществом. Быть самой собой, для того, чтобы познать все грани собственной души, даже и не самые красивые, и принимать их.

«Я не хочу наполовину солнца,

Мне половина неба ни к чему

Наполовину вместе – значит порознь, наполовину искренность – вранье,

Наполовину смелость – значит подлость,

Наполовину – точно не мое!»

Тот, кто признает несовершенство в самом себе, принимает и несовершенство других, а это и есть та самая Безусловная Любовь, которую нам заповедовал Бог.

А еще это все оттого, что я хочу, чтобы меня не за правильность любили, а потому, что я это я, такая, какая есть, и других я хочу также любить.

И вообще, слишком приглаженные и «правильные» люди меня напрягают, такое ощущение, что они не знакомы сами с собой, со всеми сторонами своей натуры, и оттого их суждения – деревянные, односторонние и не отражающие сути явлений. Они боятся сами себя, боятся всех, кто может перевернуть их хрустальный мирок и мнимое, придуманное ими спокойствие, за которые они прячутся. Перед такими, мне особенно хочется что-нибудь отколоть эдакое, и крикнуть: «Ну, что, вспомнили, что и по-другому жить можно!»

Об уважухе. На многое в поведении Бальзака (капризы, провокации, упреки, манипуляции и т.д.) зачастую нужна такая реакция: просто осадить и пресечь, тогда он приходит в себя. Люди, способные на это вызывают у меня уважение. Уважаю силу (силу воли, стремлений, убеждений, способность к самости, несмотря на реакцию окружающих). Люди, силу и авторитет которых я признаю, для меня очень значимы. Рядом с сильным я себя чувствую нежной, женственной, хорошей. Если я чувствую, что человек силен, то буду стараться не выводить его из себя, становлюсь лучше, подстраиваюсь под него.

Если человек не способен меня пресекать, все мне прощает и спускает, то начинаю вести себя хуже, чем на самом деле, сама себе противна становлюсь. Мне хочется найти границы его терпения, и я начинаю его испытывать, если они очень большие, тогда и мое поведение становится капризнее, хуже, чем обычно, тогда я сама себя не люблю. Я могу с ним вести себя хорошо, но не из уважения к его силе, а больше из человеческой жалости к его слабости. Но чувство жалости для меня не является основой для любви. Любовь – это во многом уважение к личности (человеческие качества плюс сила духа). В большей части это все относится к мужчинам конечно. Если мужчина становится в отношениях со мной в подчиненное положение (все прощает, ко всему снисходителен), то я чувствую себя сильнее него, теряю женственность. Мужчина должен идти впереди, быть двигателем, оберегать женщину, а женщина ему дает тепло, понимание, поддержку. Тогда будет гармония отношений.

 

Полина А.

Боюсь громких эмоций и звуков. Неожиданные звуки выводят из равновесия, сжимается все внутри, страшно становится, даже если что-то уроню металлическое на пол. Если музыку врубить неожиданно – страшно. Тело на какой-то момент вздрагивает, а потом успокаиваюсь.

Криков не выношу. Вот такой яркий пример: у меня пятый-шестой класс математику вела одна учительница, она спокойно все объясняла, по полочкам раскладывала, ее никто не любил, кроме меня. Я хорошо все понимала, математику любила. Как началась алгебра, эта учительница ушла, пришла другая, начала объяснять воплями. В результате алгебру я не знаю, до сих пор никакие задачи, ничего сложного не могу решить. Когда шло объяснение, у меня воспринимались больше вопли этой учительницы, и перекрывалась вся информация. Было прямо такое нежелание идти на урок: «Только не на алгебру!» Я это поняла. Поэтому многое из предмета осталось непонятым.

Когда вокруг меня сильные эмоции, внутри просто все сжимается, хочется спрятаться, сбежать, провалиться сквозь землю куда-нибудь, чтобы не на меня это направлялось. Какой-то физический дискомфорт испытываешь, когда на меня эти эмоции направлены, если прямо на меня, то тяжело. Когда они могут быть где-то рядом, но не на меня направлены, мне как-то легче.

Если положительная эмоция, легче проходит, но тоже как-то не могу ответить на нее, раздражение. Не могу из себя выжать такую эмоцию, ответную. Я, конечно, максимально стараюсь, но, чтобы настолько себя раскрыть, я не могу.

Я обычно в уголок ухожу, стараюсь, чтобы меня не замечали, чтобы я людей не раздражала своим безразличием, и чтобы они меня не особо трогали.

Я не умею рассказывать стихи с выражением. Выступать на сцене было сложно. Но к этому привыкаешь постепенно. У меня был опыт, я в студии гитарой занималась, концерты были, смущалась. В одну точку смотришь, боишься. А потом научилась как-то спокойно к этому относиться. Пели мы там, авторская песня. Конечно, лучше, когда несколько человек поют, соло все равно сложно выступать, одной на гитаре играть. А когда вместе стоим, вдвоем, я как-то понимаю, что все взгляды направлены не только на меня, мне как-то в команде легче. Ну, вообще, если куда-то отдавать ребенка, лучше, чтобы там были знакомые, потому что сложно адаптироваться сразу. Лучше, когда там будут друзья, компания какая-то.

В детстве я танцами занималась, но бросила быстро. Там постоянно нужно держать улыбку, а это для меня напряженная работа.

Для такого ребенка занятия, когда люди рисуют, занимаются шахматами, легче, чем заниматься танцами. В шахматах интересно просчитывать ходы, варианты всякие. Я шашки любила всегда.

С близкими, с друзьями, ищу искренности и расположения. Не люблю, когда люди игнорируют мои слова, внимания не обращают, когда я к ним обращаюсь. Я «тухну», замыкаюсь и не лезу больше. Однако я не обижаюсь на них. Они мне безразличны.

Все люди одинаковые, в каждом есть что-то белое, что-то черное. Нет ярко выявленных злодеев и ангелов. У меня бывает такое отношение к людям – черный юмор. Подруга любит опаздывать, я ей говорю: «Я когда-нибудь тебя убью, и меня оправдают».

В детстве взрослые казались равными со мной, просто у них больше ответственности. Нравились улыбчивые, приветливые люди. Если кто-то не улыбался, меня коробило, казалось, что что-то случилось плохое.

Мне сложно к друзьям обратиться, первой заговорить. В садике один день общалась с одними, другой день с другими. В школе нравилось, когда учитель спокойно, терпеливо объяснял, общался как с равными, не срывался.

В классе было много богатых: сотовые телефоны, на машинах встречали, я спокойно к этому относилась. Мне без разницы богатый, бедный, лишь бы человек был хороший, ему было бы интересно со мной, мне интересно с ним.

Стараюсь избегать ссор, конфликтов. Иногда, если меня сильно вывести из себя, я уйду в себя – рефлекс, отсутствую в этом мире, я в воспоминаниях, тело в это время не осознаю, оно как забытый предмет. В этот момент у меня ничего не болит, и есть я не хочу. Я стараюсь себя вывести, а если не буду этого делать, то останусь в этом состоянии надолго.

Со стоматологом были проблемы. Много лет не ходила. Боялась, что больно будет. Я раньше ужасно боялась сломать руку, ногу. Говорили, что это неприятно, плохо. Страх перелома костей ушел. Есть страх змей – укусят, и я умру. Сколько себя помню, столько я боюсь, может, начиталась. Боюсь заболеть не вовремя.

Еда должна быть привычной. Нового, сверхъестественного ребенку лучше не давать, возникает подозрение, может это не вкусно. Я даже пробовать не буду. На «странные» блюда, типа соленого творога, даже смотреть не буду. Не люблю желтки из яиц, свеклу не ем, даже не пробовала майонеза. С утра не могу есть, желудок еще спит. Из школы приду в 13:00 – 13:30. Могу поесть, но я не голодная. Пока я не обращу внимание на желудок, не захочу. Если запахнет вкусным, могу почувствовать голод.

Вообще больше всего я люблю книги читать. Научилась я читать в четыре года, и вот с тех пор я всегда с книжкой. Книги разные, бывают не очень интересные, бывают такие, что прямо растворяюсь, живу в этих книгах, переживаю. Книги вообще позволяют узнать жизнь, не выходя из дома. Самое главное мне в книгах, если интересно выстроена линия отношений. Если в книге просто идут действия, допустим, фантастика какая-то, то мне как-то скучно читать, а если развитие отношений разных, не обязательно любовных, а может быть дружеских или ненависть какая-то – мне это интереснее.

Мне важно взаимопонимание. То есть, когда понимаешь, доверяешь человеку, можешь рассказать о каких-то своих тайнах. Главное – доверие.

Родители должны научить ребенка общаться с людьми, понимать людей, ведь люди разные, сложно понять те или иные их поступки. Можно даже научить не то, чтобы понимать, а принимать вот эти странности в людях, чтобы облегчить общение.

Я не понимаю людей в некоторых взглядах на жизнь, многим нужны какие-то деньги, материальные ценности, то есть какой-то престиж, мне это сложно понять. Меня больше духовная сторона человека интересует. Я бы склоняла человека к духовной жизни.

У окружающих иногда поступки бессмысленные, на мой взгляд, бывают. Например, могут взять и обхамить человека, ну, просто, без причины посмеяться, поиздеваться. Даже не из-за мести, если, допустим, из-за мести, то какой-то смысл был бы, а то просто так. А у человека может на всю жизнь обида остаться.

Я вообще не умею обижаться. Тоже, не понимаю людей, которые без причины: «Я не буду с тобой разговаривать». Никаких причин нет, странно. У меня были такие люди, встречались, я на них смотрела, но не обижалась ни на кого. Бывают такие люди: просто возьмут и перестанут разговаривать. Сначала меня это напрягает, потом я понимаю, что человек так постоянно делает, ну, странность у него такая.

Когда я общаюсь с кем-то, я не отслеживаю своей интонации, манеры говорить и т.д. Могу потом вспомнить, оглянуться, понять. Если человек отстранился, перестал общаться, я понимаю, что напортачила. У меня иногда, бывает ощущение, что я не очень интересна человеку, тогда я как-то стараюсь отстраниться, сделать вид, что от него отдалена.

Мне хотелось бы общаться с интересными людьми, если мне не нравится человек, я не буду общаться. У меня такого нет, что с первого взгляда я пойму, что человек ужасен, и что я не буду с ним общаться. Сначала надо узнать человека, потом я пойму интересен или неинтересен он.

Мне интересны люди, с которыми можно поговорить на разные темы, при этом не обязательно переходить на себя, на личное. Вот, у меня есть знакомые, которые только про себя говорят, а есть, которые говорят о школе, о людях, о друзьях, о мировых событиях, о политике. Со вторыми мне более интересно общаться, информации больше узнаю.

Такому ребенку необходимо давать информацию о том, что люди от рождения разные. Очень важно, если он будет знать свои врожденные особенности. Ведь ребенок будет замечать, что-то кто-то по-другому себя ведет, и будет думать, что с ним что-то не так, начнет себя перестраивать, жить не в своем пространстве: «Я вот туда пойду, там он правильный». А в итоге он будет попадать не совсем туда. Вот, раньше я хотела много общаться, экстраверсии хотела, а сейчас я понимаю, что это не мое. Энергии нет такой, если я буду из себя что-то выжимать, мне тяжело будет так жить. Надо рассказывать ребенку о его сильных и слабых сторонах психики.

В людях в первую очередь я отмечаю недостатки, но я не люблю их подчеркивать, может даже смелости не будет человеку намекнуть об этом. Я для себя попытаюсь сгладить свое впечатление, найти больше положительного чего-то в человеке. А если тяжеловато, то это влияет на мое настроение, иногда раздражает, не хочется общаться с этим человеком, и я начинаю резко ему отвечать, какое-то равнодушие демонстрировать.

Я не люблю, когда люди говорят только о себе. Когда «звездятся» чересчур, это раздражает, я с такими стараюсь не общаться. У кого только деньги на уме, мне тоже с ними неинтересно, тоже отхожу. Избегаю каких-нибудь самодуров, которые постоянно болтают всякие глупости, бестолковщину, могут обругать, обхамить и сами этого не заметить. Лицемерных людей не люблю, которые говорят одно, а действуют по-другому, могут вводить в заблуждение, пообещать и не сделать. Не люблю людей, которые за спиной говорят гадости, я все равно, как-то об этом узнаю. Я стараюсь плюсы в таком человеке найти, но общаться не буду.

Мои друзья – это люди, которым интересно мое мнение, какие-то мои взгляды, которые могут меня выслушать. Я могу сокровенным поделиться, если вижу, что человеку интересно, а не будет выслушивать меня из чувства долга. Рядом с ним я не думаю, о чем я говорю, я знаю, что он меня поймет и примет. С таким человеком легко, и я к нему буду тянуться. Лучше, когда у человека заинтересованный тон, а не отстраненный. Но таких близких подруг у меня нет. Нет такого человека, которому я бы все про себя рассказала.

Такому ребенку надо объяснить, что нет только плохих людей или только хороших, в каждом есть все, во всей жизни есть плюсы и минусы. Но чтобы легче жить, надо искать плюсы, а не минусы. Если зацикливаться на минусах, то будет плохо, а если искать плюсы, то хорошо.

Когда родители обсуждают каких-то знакомых не с хорошей стороны – неприятно становится. Люди приходят, улыбаются, а тут лицемерие получается. Когда люди уходят, а про них начинают гадости говорить, мне это неприятно. Не надо при ребенке жестко осуждать людей, нужно немножко смягчить, плохого говорить не надо. Можно как-то нейтрально сказать. С людьми отношения лучше не рушить. Взрослым очень важно говорить ребенку, что люди вокруг хорошие. Нужно держать такое направление.

Мне помогать людям вообще очень приятно, мне как-то энергия идет, мне дальше хочется продолжать для них что-то делать, это прям хорошо.

Такому ребенку, когда он плохо себя чувствует, не нужно внушать, что он болеет. Надо просто заботиться, внимание проявлять, подбадривать: «Ты – здоров».

Если ребенок что-то не хочет кушать, «всовывать» это в него не надо. Просто будет спазм в горле.

(С) http://socionikann.ru

Події